Смерть магистра
Научно-фантастический рассказ

В качестве предисловия:

Данный рассказ относится к малопопулярному сейчас научно-фантастическому жанру из-за использования в качестве основы описываемых событий одного сугубо научного и, поэтому, сравнительно скучного представления о давно известных земной науке особенностях строения и физических возможностях всех живых существ планеты Земля. То есть, рассказ относится к приземленному прагматичному жанру типа произведений Жюля Верна. Никакого безудержного полёта фантазии среди обилия ярких выдумок, никаких новых волнующих и увлекательных гипотез, никаких невероятных приключений героев. Фантастика только в том, что сами события-приключения выдуманы. Но таковы все художественные произведения, кроме документальных, однако их основа реальна, поэтому они могут произойти в любой момент, в том числе, независимо от других реальных событий.

А основа этого рассказа проста. В каждой клетке каждого земного существа существуют молекулярные структуры, до мельчайших подробностей напоминающие давно и широко используемые людьми технические устройства – фазированные антенные решётки (ФАР) и ускорители частиц. Только намного совершеннее. Устройства, придающие существам-носителям свойства, могущие показаться непосвящённым сказочными, но они сказочны не более, чем современные радары и лазеры. Всё дело только в умении и желании их использовать. Человек умеющий это может с их помощью мысленно общаться с себе подобными на расстояниях в многие световые годы, разрушать не слишком толстую стальную броню на расстояниях в многие тысячи километров, поджигать ядерные реакции на расстояниях в тысячи метров, видеть и перемещать силой мысли предметы сквозь стены и горы, летать и делать многое другое, доступное в сказках только мифическим магам и богам. Потому что каждый человек является таким потенциальным магом и полубогом благодаря наличию этих молекулярных структур в его клетках. Вот только можно ли ему разрешать стать реальным магом – пока вопрос, ответ на который зависит от обстоятельств. Желающих быть магами слишком много, а желающих быть разумными – слишком мало. И не только на Земле. Каждый ребёнок носит в себе лучевое оружие, мощь которого и не снилась Рейгану с его планами «Звёздных войн». И изъять его нельзя без разрушения носителя, но можно использовать без его ведома. А суммарная мощь лучевого удара биологической планетарной ФАР превышает многие миллионы мегатонн в тротиловом эквиваленте и достаточна для разрушения небольших планет, а может и звёзд. И доступна для управления даже какому-то мелкому существу, не обязательно самому разумному на планете и самому независимому от других земных или инопланетных существ, но обладающему соответствующими программами-драйверами и способному за доли секунды передавать драйвера другим существам или изымать, заставляя их без их согласия выполнять запрограмированные действия. Эти программы полностью аналогичны тем, которые превращают сейчас бесполезное без них компьютерное «железо» на столах школьников в самый мощный в человеческой истории искусственный инструмет управления материальным миром. В этих условиях даже эволюция Дарвина может оказаться не прогрессом, а регрессом-деградацией первичного замысла какого-то Творца по созданию на Земле то ли новой суперцивилизации-органа вселенской Суперсистемы-Бога Единого, то ли просто расходной боевой единицы-блокпоста для защиты одних цивилизаций от ошибок развития других. Да и эти отличия только формальные, ибо всё устроено по образу и подобию в этом Мире, который во всём, и всё в нём. Люди как боги, и боги как люди. Ничто человеческое им не чуждо. Никто не может знать будущего. Его можно только угадывать в сплетении следов прошлых событий и надеяться, что хоть что-то будет так, как уже было. Множество вариантов событий в бесконечное множество раз больше бесконечного множества частей бесконечного мира. Одному из них посвящён этот расказ. Никто не может доказать, что так не может быть.
Поэтому …

-

Трансатлантический рейс благополучно подходил к концу. На небе – ни облачка, и пассажиры в иллюминаторы правого борта уже видели внизу стремительно несущуюся по земле маленькую тень своей гигантской рукотворной птицы. Первый пилот огромного авиалайнера привычно связался с диспетчером аэропорта. Диспетчер так же привычно выслушал стандартный доклад, подтвердил приём и начал устно диктовать данные для посадки, хотя потребность в этом была чисто формальной, так как все данные давно уже были автоматически загружены в бортовой компьютер и высвечены на экране дисплея. Но так требовала инструкция, так что пилоту оставалось только проследить соответствие. Последние слова диспетчера были заглушены каким-то рокотом и треском, отдалённо напоминающим привычные слуху пилотов грозовые помехи. Поэтому верный той же инструкции опытный пилот попросил диспетчера повторить сообщение. Данные совпали. Пилот подтвердил приём и добавил от себя несколько слов диспетчеру, своему хорошему давнему знакомому. Но ответ услышать не успел. Резкий рокот и треск в наушниках повторились, стали почти оглушительными, несмотря на амплитудное ограничение приёмника, лайнер вздрогнул от полыхнувшего в крыльях взрыва и стал кувыркаться и разваливаться, раздираемый на части внутренним давлением и встречным воздушным потоком, неизбежной платой за комфорт и скорость …

-

Измученные палящим тропическим солнцем и огромной толпой ликующих людей немногочисленные полицейские довольно успешно удерживали установленные кордоны безопасности. Люди напирали на более чем символические ограждения, но дальше никто не лез. Если не считать нескольких слишком шустрых карапузов, тут же пойманных полицейскими и водворённых под опеку не слишком расстроенных этим мам. Всё шло по уже установившейся традиции. Космодром на мысе Канаверал, штат Флорида, провожал на орбиту очередной шатл. Очередное событие, ставшее за десятилетия по сути ординарным, но не утратившее своей чарующей привлекательности для неисчислимого множества романтиков, испокон веков мечтающих о необъятном небе. А здесь, на космодроме, волнующей романтикой космоса было пропитано всё. И всё напоминало о величии духа человека-покорителя вселенной – гигантские здания, циклопические сооружения, огромные расстояния и пространства на земле и над землёй. И даже лёгкий ветерок с моря, приносящий минутное облегчение замершим в ожидании провожающим и далеко разносящий над землёй гулкий голос, торжественно отсчитывающий последние секунды перед стартом.

– Пять, четыре, три, два, один, старт! – В громкоговорителях раздался резкий рокот и треск, и они умолкли.

В тот же миг на месте хорошо видимого провожающим стартового комплекса с шатлом вспухло огромное огненное облако, и спустя несколько секунд донесся оглушительный грохот взрыва вместе с чудовищной ударной волной. Сотни тонн твёрдого топлива вспомогательных ускорительных двигателей вместо многократно выверенного длительного спокойного расчетного горения почему-то мгновенно сдетонировали во всём объёме. Покорёженные обломки комплекса разлетелись далеко вокруг …

-

Новый недавно избранный энергичный президент как раз выступал перед конгрессменами с очередной инициативой, обещающей существенный прорыв в развитии величайшей страны мира. Конгрессмены ожидали от него чего-то подобного, но не ожидали так скоро и так неожиданно, без обычной утечки информации, позволившей бы им заблаговременно подготовиться, обсудить все за и все против, а некоторым попытаться и помешать. Но на этот раз ни президент, ни его команда не сплоховали, оставив конгрессменам, впервые в ближайшей истории, слушать доклад всем вместе и радоваться этому или огорчаться по своему усмотрению. Впрочем, радующихся было больше, что давало надежду на лучшее и президенту, и стране, и всему тесно связанному с ней миру.

Несмотря на всю занятость и концентрацию внимания на важном докладе президент тренированным боковым зрением заметил перешёптывание и нервозность на лицах некоторых своих сопровождающих, но доклад не прервал и закончил в запланированном хорошо отрепетированном стиле. Только после этого позволил себе оглянуться и вопросительно посмотреть на помощника. Тот быстро подошёл к трибуне и протянул президенту карманный коммуникатор, на экране которого мелькали телевизионные кадры только что произошедшей на мысе Канаверал катастрофы. Президент несколько секунд молча смотрел на коммуникатор, а потом так же молча кивнул в сторону большого экрана за его спиной, тут же очистившегося от застывших остатков графических иллюстраций к докладу и замелькавшего телевизионными сообщениями. После нескольких минут общего шока и возгласов в зале президент на трибуне снова повернул голову к залу и тут же, глядя прямо в объективы так и не выключенных телекамер, обратился к присутствующим в зале и всему народу страны с выражением глубокого сожаления и соболезнования родным и близким погибших. Профессионально поставленный приятного тембра голос народного избранника хорошо передавал торжественно скорбные интонации, вызывая неудержимые слёзы в глазах впечатлительных женщин и твёрдую уверенность в сердцах суровых мужчин, что никакие неудачи и потери не остановят победную поступь человека на пути в грядущее. Он не подбирал нужные слова. Они сами появлялись откуда-то, казалось, шли из самого его сердца и усиленные мощной аппаратурой лились могучим потоком через эфир прямо в сердца людей. Суровое выражение уже хорошо знакомого всей Земле симпатичного лица многократно усиливало эмоциональное воздействие импровизированной речи на шокированных только что увиденным зрителей. Новый президент оправдывал оказанное ему избирателями доверие по всем статьям, лишний раз подтверждая правильность сделанного ними выбора. И они готовы были вновь и вновь отдавать ему свою любовь, уважение и голоса.

Заключительные возвышенные наполненные жизнеутверждающей силой слова президента утонули в резком рокоте и треске. Последнее, что увидели зрители, была яркая вспышка на трибуне и полыхнувшее в зал и в объективы телекамер яростное пламя …

-

Новейший многоканальный геостационарный спутник связи уже почти четверть часа работал на пределе своих возможностей. Штатные солнечные батареи не справлялись. Резко увеличившийся поток необычных новостей на всех телеканалах занял все отведённые спутнику полосы частот, как рабочие, так и резервные, и быстро истощал до того бездействующие буферные аккумуляторы. Что-то непонятное творилось на всей Земле за 30 тысяч километров от него. На глазах у миллионов телезрителей рушились показываемые здания, вспыхивали и взрывались хранилища, корабли, самолёты, автомобили и умирали только что улыбающиеся в телеобъектив люди. И только некоторые умирали быстро, даже не успевая сменить улыбку на гримасу смерти, или за мгновение превращались в кровавое месиво, а то и просто разлетаясь фонтаном алых брызг. Остальные умирали долго в страшных конвульсиях, рвущих мышцы, сухожилия, нервные стволы и кровеносные сосуды, выворачивающих суставы и ломающих кости. И спутник с аккуратностью бездушной машины бесстрастно транслировал страшные сюжеты с кровавыми окончаниями из одних мест Земли в другие, сея в сердцах множества людей страх и ощущение беспомощности перед непонятным бедствием.

Сколько времени бы так продолжалось, неизвестно. Но грохочущие во всех сюжетах рокот и треск вдруг громыхнули одновременно на всех транслируемых спутником каналах, и в телеэфире наступила тишина. Спутник исчез с экранов станций слежения, разлетевшись на множество осколков, как и показываемые ним до этого другие объекты …

-

Пожилой учёный прервал работу с компьютером и растянулся на кровати, с трудом сдерживаясь, чтобы не застонать от прокатившихся по всему телу резких болей и тошнотворного головокружения. В глазах появились цветные ореолы вокруг ярких предметов, как при тепловом ударе. Мышцы сводило болезненными судорогами. Сердце бешено колотилось и лезло из ушей оглушающими ударами, а грудь вздымалась сильно и часто, как при интенсивном беге. Ему не хватало воздуха. Он задыхался.

Такого сильного приступа он не помнил за всю свою долгую жизнь. Хотя сами симптомы были хорошо знакомы. Они уже не раз портили ему настроение, появляясь в самое неожиданное время и в самых неудобных местах, хотя и были несравненно слабее, чем сейчас. Определить их причину так и не удалось. Врачи разводили руками и пускались в пространные рассуждения о сложностях человеческого организма, непредсказуемости обмена веществ и таинствах нервных и психических процессов.

То, что незаурядность людей иногда действительно определяется психическими отклонениями от нормы, он знал. Всё-таки он был учёным, и как считали многие, неплохим, которому удалось сделать то, что не удалось другим. Но сам он никогда не считал себя настолько незаурядной личностью, чтобы нуждаться в особых психических расстройствах. Свои успехи он относил исключительно на счёт образа жизни – не пил, не курил, не уделял слишком много времени половым вопросам, довольствуясь дружбой с одной симпатичной одноклассницей, с которой и поженились после третьего курса и прожили всю жизнь. А до того, на первом курсе, представил её любопытствующим однокурсницам как свою законную жену. Всё это сэкономило немало времени, отданного основному хобби – учёбе. Зато в учёбе он был всеядным универсалом, и его интересовало всё, до чего мог дотянуться. Экономить время помогала и унаследованная от родителей цепкая память. Она позволяла запросто записать текст понравившейся песни, однажды услышанной по радио, или дословно цитировать любой разговор, произошедший многие годы назад. Редкие стихи в школе приходилось читать больше одного раза, чтобы выучить наизусть. За исключением своих собственных. Те почти все непостижимым образом расплывались, менялись и даже иногда перепутывались в памяти, требуя специального заучивания. Но художественную литературу, учебники и конспекты перед экзаменами он читал только один раз, за исключением конспекта по квантовой механике, прочитанного дважды, и никогда не читанных полностью толстых технических справочников. Не то, чтобы он был закостенелым прагматиком, но исходил из простого принципа достаточности. А этого было достаточно, чтобы окончить школу с медалью, университет – с отличием, за короткое время стать одним из ведущих специалистов одного Центрального конструкторского бюро и решить множество не решённых до него разнопрофильных задач. В общем, ему не надо было ничего повторять много раз. Поэтому он сразу понял туманные объяснения врачей по поводу своей болезни как простое признание их бессилия. Только извлёк из них скрытый полезный намёк на какое-то психическое расстройство. Поэтому, не теряя времени, он тут же занялся проблемой сам.

Но эта проблема, в отличие от других, ему никак не поддавалась. В смысле объяснения. Правда, он довольно быстро научился за считанные минуты снимать неприятные симптомы с помощью обычного аутотренинга, с которым познакомился ещё в школьные годы. Но это умение так легко управлять своим организмом только усилило его подозрение на скрытое расстройство, о котором не хотелось признаваться не только другим, но и самому себе. Наличие в роду по обеим родительским линиям признанных и довольно успешно практиковавших народных целителей, матери матери и отца отца, ничем не могло помочь, так как было слишком неоднозначным и могло свидетельствовать и за, и против. В безуспешных попытках разобраться в себе он перечитал всю доступную медицинскую научную, околонаучную и даже эзотерическую литературу, но ничего вразумительного так и не нашёл. Зато нашёл кое-что интересное в технике. Все известные людям живые организмы, включая самих людей, оказались до мелких подробностей очень похожими на давно используемые и хорошо изученные людьми технические устройства. А именно, на лазеры и фазированные антенные решётки – ФАР, широко применяемые в радиолокации. Только, в отличие от технических, живые квантовые ФАР были несравненно совершеннее, надёжнее, мощнее и, к тому же, многоцелевыми. Они сами по себе были инструментами управления многими физическими объектами и процессами и допускали внешнее дистанционное управление собой. И ещё – биологические квантовые ФАР были абсолютно неотъемлемой частью всего живого. И они физически позволяли обычным людям делать всё то, что делали в детских сказках могущественные волшебники и маги. И даже больше.

Именно это «больше» заставляло его долго сомневаться в своих выводах. Выверенные годами применения в технике научные методики и технические расчеты постоянно и бесстрастно подтверждали больше древние библейские легенды, чем все официальные научные постулаты и теории, вместе взятые. По чисто физическим расчётам получалось, что люди – не те, кем считали себя до сих пор. Их физические возможности были похожи на возможности мифических богов независимо от того, возникли ли люди на Земле сами в процессе длительной болезненной эволюции или были сотворены за короткое время каким-то могущественным творцом по своему образу и подобию, чтобы стать со временем новыми творцами новых существ, цивилизаций, миров и вселенных. И лучшими частями того, кто во всём и в ком всё.

При всей важности это открытие было слишком невероятным, чтобы скептический ум сделавшего его профессионального аналитика и матёрого материалиста мог с этим так просто согласиться. И он десятилетиями искал малейшие ошибки в своих рассуждениях и расчётах и не находил их. Зато лишние разы убеждался в том, что вероятность ошибки была ничтожной, а важность открытия огромной. Рассеялись сомнения и в своевременности открытия, вызываемые явной неразумностью множества людей. Ведь они тоже были кандидатами в боги благодаря своему физическому строению, хотя только потенциальными, а не реальными, из-за своей духовной недоразвитости. Но для развития этим людям нужны знания. В том числе те, которые мог дать им он. А он был уже немолод, и росла вероятность ухода открытия вместе с ним. Поэтому дальше тянуть было бессмысленно. И он, наконец, решил опубликовать свои выводы.

И сделал это. Сначала в виде научно-популярной статьи-приложения к своей книге по теории вакуума, затем на одном из постоянных научных семинаров в виде серии докладов, перепечатанных в официальном издании семинара, а затем в виде специальных статей на нескольких сайтах в интернете.

Он был готов к неверию и неприятию, исходя из своего собственного опыта. Однако, к его удивлению и даже лёгкому разочарованию, коллеги по семинару восприняли доклады заинтересованно, но спокойно. Одно из объяснений крылось в составе участников семинара. Большинство среди них составляли «технари», физики, инженеры и преподаватели университета, для которых не составляло особого труда разобраться в несложных, к тому же, формулах и физической сути изложенного докладчиком. Да и квалификация остальных, не физиков, их научные степени кандидатов философских и психологических наук и многолетний опыт университетских преподавателей значили немало. Сказывалось также увлечение некоторых эзотерической литературой. Этих удивить чем-либо было трудно вообще. Для них его доклады были только очередным, на этот раз научно-материалистическим, подтверждением любимых ними эзотерических умопостроений и побасенок.

Но именно после этих публикаций участились непонятные жизненные помехи, отбирающие время и тормозящие выполняемую работу. Он давно уже заметил эту странную закономерность – стоило ему подойти к какому-то важному этапу не важно какой работы, как появлялась тормозящая эту работу помеха. Конкретный вид помехи мог быть любым – неожиданная болезнь, собственная или близких людей, бытовые неурядицы типа обильного затопления квартиры соседями сверху или просто грозовым ливнем (на восьмом-то этаже девятиэтажки), отказ компьютера или модема, назойливость чиновников и просто знакомых, от которых нельзя просто отмахнуться, их собственные неприятности или, наоборот, успехи. Всё выглядело очень просто, но очень плохо сочеталось с простой теорией вероятности. Да и величина помехи, как правило, соответствовала важности тормозимого этапа работы.

Однажды с одним коллегой они попытались проанализировать последовательность помех и пришли к несколько курьёзному, но вполне логичному выводу, что наиболее вероятным, да что там, практически единственным объяснением можно считать только коррекции реальности по Азимову. Вероятности остальных объяснений соответствовали собственным вероятностям событий, а они были ничтожными даже без учёта перемножений, требуемых для таких событий основной теоремой теории вероятности.

В науке любой результат положителен. Даже называемый отрицательным. Поэтому представление о коррекции реальности не забылось и часто всплывало в памяти при появлении очередной помехи. Он даже воображал себя иногда, ради разнообразия, участником виртуальной игры с неким корректором, ставящим эти помехи. И свою задачу видел в разгадке стратегии корректора, уходе от помех и противодействии им. Тогда естественная смена тёмных полос жизни на светлые могла быть по правилам той же воображаемой игры отнесена на собственный счёт, как личная заслуга в этой игре. Это было абсолютно неверно в действительности. Но позволяло играть, и в игре было приятнее, чем считать себя простой безвольной и беспомощной игрушкой случая, создавало приятную своим оптимизмом иллюзию возможности управления событиями и несколько разнообразило жизнь.

Любой аутотренинг базируется на обычном самовнушении. Поэтому многие его последствия часто бывают иллюзиями. И надо обладать немалым опытом, чтобы отличать иллюзии от реальности. Самое интересное, что многие воображаемые события вообще невозможно отличить от реальных. По крайней мере, без длительного и сложного анализа. Так уж устроен человек и его мышление. Наверное, этим объясняется тяга многих некритически мыслящих людей к не изобилующим логическими обоснованиями идеализму и эзотерике с мистикой. Он же никогда слишком сильно не увлекался своей воображаемой игрой. И не потому, что боялся скатиться в идеализм, – он был убеждённым «матёрым» материалистом. Сдержанность в игре тоже экономила время, отсекая возникающие и попусту отнимающие время иллюзорные варианты событий.

Но какая разница для него, чем унять боль – пилюлями или иллюзиями? Иллюзии даже удобнее, они всегда при себе. До пилюль ещё надо добраться, если боль позволит, а она сейчас словно намерилась не позволить во что бы то ни стало. Именно с помощью этой иллюзорной игры в сочетании с аутотренингом он когда-то научился быстро укрощать неприятности. Поэтому и сейчас больше инстинктивным, чем сознательным из-за почти парализующей боли, усилием воли начал вызывать знакомое состояние. Это удалось не сразу. Мешала необычная сила болевых ощущений. Однако подсознание не подвело, и после несколько попыток он всё-таки почувствовал некоторое облегчение, позволившее ему сосредоточиться лучше. В приступах боли появились моменты затишья, да и сами приступы стали заметно слабее, хотя повторялись опять и опять с необычной настойчивостью. Даже если облегчения были только игрой его воображения, то жаловаться на него сейчас было грех. Боль сейчас была такой ужасной, и облегчение было сейчас таким желанным, что он был готов верить в материальность воображения и согласен играть с ним в любые игры по любым правилам.

Каждый раз раньше для разнообразия он представлял своего противника по игре по-другому. То самовлюблённым молодящимся стариканом, извлекающим удовольствие от делания пакостей окружающим из-за очень давней импотенции и абсолютного неумения делать что-либо другое. То обленившимся обрюзгшим жабообразным толстяком со свисающими складками жира, в роскошных старомодных одеяниях расположившимся в оформленных под старину не менее роскошных современных апартаментах. То хилой облезшей озлобленной сумасшедшей старухой в вонючем рванье, окружённой крысами, жабами, змеями и комарами в заболоченной лесной чащобе. То шикарным блестящим самовлюблённым сказочным магом в усыпанном сверкающими звёздами длинном халате и островерхом колпаке. То затаившимся опасным или ещё только подрастающим маньяком-извращенцем. То надменной давно увядшей красавицей, закамуфлированной косметикой и драгоценностями до полной неузнаваемости.

Образы внешне были разными, но все были явными негативами, подлецами и паразитами, жадными злобными завистниками и одинаково доверху наполнены ненавистью ко всем, на них не похожим. Это было нелогично по правилам воображаемой игры. Мотивация действий корректора, по тому же Азимову, могла быть иной. Но, наверное, сказывалось то обстоятельство, что игра вспоминалась, в основном, только при появлении неприятностей. И подсознание автоматически наделяло воображаемый источник неприятностей всеми известными ему отрицательными чертами, чтобы легче было учинять над ним воображаемую расправу, не вступая в противоречие с привычными нормами этики и морали.

На этот раз он вообразил своего противника алчным злобным моральным и интеллектуальным ничтожеством, дорвавшимся до большой власти над презираемыми ним людьми. Воображённая картина получилась менее подробной, чем обычно, из-за необычно сильных приступов боли, но достаточно чёткой, чтобы почти физически ощутить душевную низость воображаемого подлеца, источаемую ним огромную опасность и беспричинную ненависть. Этого было достаточно, чтобы исключить какое-либо сожаление и сочувствие к такому противнику в воображаемой игре. И одно это уже отвлекло немного его внимание от боли, позволило представить себя в первой пришедшей в голову роли благородного мстителя, вооружённого биологической ФАР-пушкой и даже нанести воображаемый удар своим воображаемым микроволновым лучом по воображаемому противнику.

Хотя это была только игра воображения, но аутотренинг не подвёл и на этот раз. Боль стала ощущаться значительно слабее и перестала рвать тело и парализовывать сознание, хотя и не утихла совсем. Как будто в благодарность за это подсознание тут же подсунуло ему воображаемую картину поверженного противника, забившегося в конвульсиях на дорогой постели. Неожиданно всплывший в воображении новый образ помог ему лучше сконцентрировать силы и спокойнее встретить вторую волну боли. Но эта волна была уже заметно слабее первой. Настолько, что он смог ещё до её окончания нанести второй воображаемый удар, принёсший досрочное облегчение, и принялся строить воображаемую активную защиту, дезориентируя и сбивая противника с ритма, не давая ему точно прицелиться и нанося в удобные моменты воображаемые встречные лучевые удары. И с каждым воображаемым ударом боль уменьшалась, хотя и намного медленнее, чем обычно, пока не ушла почти совсем, оставив в наболевшем теле только неприятное ноющее эхо. Потребности в игре уже явно не было. Она сделала своё дело, послужив и на этот раз хорошим подспорьем аутотренингу, непонятно какими хитросплетениями психики привязавшемуся к этой игре. Именно эта непонятность вызывала у него каждый раз неприятную неловкость перед самим собой, когда потребность в игре проходила. Словно он сделал что-то непристойное.

Это не был стыд. Он никогда не страдал никакими комплексами. Возможно потому, что в своих поступках всегда руководствовался общепринятыми нормами поведения, хорошо согласующимися с красивыми своей строгой логичностью нормами знакомой ему общей теории систем. А с ними нечего и незачем стыдиться. К тому же, эти нормы резко облегчали и упрощали жизнь, экономя необратимое время – драгоценные частицы той же единственной пока жизни. Но потребность в воображаемой игре всё равно воспринималась несколько болезненно из-за так и не развеянного подозрения на скрытое психическое расстройство. Лучше, конечно, было бы убедиться в отсутствии расстройства. Однако многолетние попытки самостоятельных исследований так и не привели ни к чему. И иногда ему казалось, что он был бы рад даже подтверждению скрытого намёка эскулапов. Тогда расстройство можно было бы учитывать в принятии решений, как ещё один дополнительный, но рядовой фактор, и ситуация упростилась бы. А так он часто становился перед неопределённостью выбора – учитывать или не учитывать? А если учитывать, то что и как?

Именно поэтому воображаемая игра, привязавшаяся к аутотренингу, вызывала чувство неловкости. И именно поэтому обычно он резко прекращал её после исчезновения необходимости. Раньше он несколько раз даже намеревался обойтись без неё. Но каждый раз после первых же признаков неурядиц он забывал о намерении. Срабатывал какой-то условный рефлекс. Слишком плохо было без игры, и очень хорошо с ней. А на этот раз вообще не было времени на размышления. Впечатление было такое, словно вопрос стоял о немедленном выборе между жизнью и смертью.

Ну что ж, любая реальная история хороша именно своей неизбежностью и необратимостью, хотя это не всегда и не всем нравится. Выбор был сделан, желанные следствия достигнуты, потребность в игре отпала, и её пора было заканчивать. Но прежде, чем прекратить ставшую бессмысленной игру, он с несвойственной ему холодной мстительностью, появившейся, наверное, из-за выворачивающей его недавно наизнанку сумасшедшей боли, вообразил картину последнего удара.

Он ясно представил себе залитый летним солнцем огромный материк, безмятежно раскинувшийся на берегу океана многомиллионный город и в нём своего поверженного противника. Затем, не боясь самообвинения в собственном безумии, представил себя дистанционным инициатором совокупной биологической ФАР жителей города, в полном соответствии с опубликованными ранее им самим же расчётами. Последнее могло бы быть использовано кем-то для обвинения его в ограниченности и примитивности фантазии, но он не имел сейчас ни желания рассказывать кому-либо об этом, ни придумывать на ходу что-то новое. Он так часто следовал принципу достаточности, что это давно вошло в привычку. Последним усилием воли он представил стягивающуюся со всего города к сердцу противника вакуумную волну и … провалился в непроницаемую тьму, успев только ощутить горечь непоправимой ошибки.

Единственным звуком в комнате остался только тихий шелест продолжающего работать на столе старенького компьютера. А он лежал неподвижно на видавшей виды кровати, не подавая признаков жизни и не реагируя на события в переставшем его интересовать мире.

-

Внешне квартира ничем особо не выделялась среди нескольких подобных. Разве что занимала весь самый верхний этаж самого высокого небоскрёба, принадлежала неизвестно кому и в ней иногда проживал мало кому известный адвокат Джим Купер. Особой известности последнего не способствовали ни неприметная и обычно быстро забывающаяся внешность, ни неопределённый возраст даже в сочетании с моложавым видом, ни редкое появление в обществе, ни вялый стиль общения, ни обтекаемые малозначащие реплики в разговоре, могущие с одинаковым успехом свидетельствовать как об изощрённом остром уме, так и чуть не полном отсутствии оного.

В общем, внешне это была довольно серая ничем не блистающая личность. Одна из тех, которыми всегда плотно наполнены все самые разные круги любого общества, и которые служат необходимым строительным материалом этих кругов для оттенения более ярких личностей-лидеров. Поэтому любому постороннему человеку было весьма затруднительно определить социальное положение мистера Купера даже с учётом эпизодического пользования дорогостоящей квартирой и иногда обнаруживающихся знакомств в самых разных кругах, от самых низших до самых высших. Ещё меньше можно было сказать что-либо определённого о его профессиональной квалификации адвоката, его доходах и его правах пользоваться всем, ему доступным. Да и в квартире он бывал только не слишком долговременными непредсказуемыми наездами.

Остальное время квартира пустовала под присмотром модной, но не слишком надёжной, электроники и несравненно более надёжных весьма разумных хорошо воспитанных и не менее хорошо упитанных, но имеющих довольно необычный вид крупных большеглазых зверей с короткой прочной гладкой блестящей тёмной шерстью. Они чем-то напоминали огромных ночных кошек своей формой и поведением, хотя явно не были ними. Да и невидимыми в обычных условиях чуть изогнутыми желтоватыми трёхдюймовыми клыками в широких пастях и такими же когтями на толстых лапах вряд ли могут похвалиться многие представители рода кошачьих. Только несколько посторонних людей на Земле видели эти клыки и когти и могли бы больше рассказать о них. Если б могли, конечно.

Большую часть времени звери спали поодиночке у дверей разных комнат, иногда неслышно лениво бродили по квартире, общаясь тихим ворчанием при встречах, и порознь посещали специально оборудованные для них столовую и туалет, непонятно как поддерживающиеся в идеальной чистоте при абсолютном отсутствии слуг. Кормились звери тоже неизвестно откуда появляющимися в момент их прихода очень подвижными живыми ушастыми зверьками, похожими на крупных кроликов. Но невероятная для обычных кроликов подвижность продлевала банкет только на считанные секунды. Хищники были несравненно быстрее.

Компанию псевдокошкам составляли немного более многочисленные черные летучие мыши, не намного крупнее обычных, но тоже с более крупными, чем обычно, клыками и когтями. Эти обычно неподвижно висели, как своеобразные украшения, со сложенными крыльями вниз головой на оконных карнизах и с философским безразличием взирали с высоты своего положения на суету сует внизу. Их пути с кошачьими никогда не пересекались.

И те, и другие абсолютно игнорировали мелких мышек, пробегающих иногда по полу в поиске крошек, и снующих над цветами деловитых пчёлок. Ни в воздухе, ни в обстановке квартиры не чувствовалось никаких других признаков присутствия животных то ли из-за отличных бесшумных японских кондиционеров, то ли из-за многочисленных росших во многих местах прямо из пола и стен красивых цветов, наполняющих воздух тонким чуть пьянящим ароматом.

Из окон квартиры с высоты птичьего полёта открывался захватывающий дух вид на огромный город и морской берег на востоке, далёкие высокие холмы на западе, изрезанные автомагистралями поля на юге и уходящие вдаль массивы вечнозелёных лесов на севере. Огромная, размером с небольшой стадион, крыша небоскрёба была оборудована спортивными и развлекательными комплексами, вертолётными и смотровыми площадками. И там всегда крутилась масса народу, поэтому малообщительный мистер Купер там редко появлялся. Ему больше нравилось наедине упиваться внешней панорамой и внутренней роскошью квартиры, просторными сверкающими драгоценной инкрустацией залами и меблированными комнатами, уникальной картинной галереей, обширной библиотекой и небольшим музеем диковинных экспонатов. Мистер Купер мог часами любоваться игрой света в волшебных волнующих подсознание орнаментах инкрустации, всматриваться в наполненные тайным смыслом старинные картины древних художников, переговариваться с оживающими под его взглядом статуями или с возникающими прямо из воздуха стереоскопическими образами, черпать мудрость древних книг и перебирать лежащие на полках и в шкатулках экспонаты, даже одно приближение к многим из которых вызывало приятное возбуждение или ужас и неудержимую дрожь во всём теле. Что тоже было по-своему приятно для моложавого только внешне мистера Купера.

В общем, начинка квартиры целиком удовлетворяла самолюбие малоизвестного адвоката, так как не имела цены, а потому была истинным богатством. В отличие от самой квартиры, цена которой хотя и была баснословной и недоступной ни для одного простого смертного, но ценность которой была ничтожной по сравнению с начинкой.

Удовлетворяли Купера и две уютные спальни, западная и восточная, со сверкающими золотом и драгоценными камнями большими ложами из тысячелетнего полированного красного и чёрного дерева, застланными лёгкими пуховыми перинами и разноцветными узорчатыми покрывалами исключительно из натуральных, но весьма диковинных волокон. Не одной красавице снились во сне эти ложи, инкрустации, объёмные картины и живые цветы на полу и стенах, оставляя после пробуждения жесточайшую чёрную до смерти тоску о чём-то безумно радостном и божественно прекрасном, и так бездарно, бессмысленно и безвозвратно утраченном. Но очень немногие видели наяву что-либо из приснившегося им. А тем более, больше одного раза.

Одна из них стояла сейчас полностью обнажённая на коленях в дальнем углу просторной ложи. Но её искажённое напряжением прекрасное идеально отточенное природой, гимнастикой и массажами совершеннейшее тело фотомодели вряд ли вызвало бы сейчас обычное сладостное томление у многих мужчин. Ей и самой сейчас было не до услад и созерцания красот. Как и непонятно чем соблазнившему её и заманившему сюда неприметному Джиму Куперу. Замерев с широко открытым в беззвучном крике ртом, она не могла отвести остекленевший от ужаса взгляд от Купера. А он, тоже полностью обнажённый, извивался рядом на ложе в немыслимых позах от всё заслоняющей невыносимой адской боли, наваливающейся на него откуда-то вместо любовных утех невидимыми, но такими ощутимыми гигантскими волнами, захлёстывающими и корчившими в непрерывных конвульсиях всё тело и сознание.

Купер чувствовал, что уходят последние силы. За последние четверть часа он уже несколько раз прощался с жизнью, но отчаянно цеплялся за неё, и каким-то непонятным ему самому сверхъестественным чудом ухитрялся выскальзывать живым из-под очередной волны боли и даже делать глоток воздуха разрывающимися от внутреннего огня лёгкими. Только периоды облегчения становились всё короче, а волны боли – всё длительнее и сильнее. И в периоды облегчения он пытался овладеть ситуацией, как это делал раньше уже множество раз. Тогда это ему удалось ...

Мало кому известным он был совсем не из-за отсутствия тщеславия. Наоборот, именно огромное нечеловеческое тщеславие сделало светскую неизвестность нормой и правилом высшего шика среди ему подобных. Поэтому очень мало людей на Земле могли похвастаться личным или даже заочным знакомством с ним. И очень редкие из них знали Джима Купера не как малоизвестного адвоката с неопределённой практикой, а как действительного члена тайного мирового клуба мультимиллиардеров и тайного владельца многих разбросанных по всему миру огромных состояний. Впрочем, они знали не адвоката, а мультимиллиардера, и не Джима Купера, а кого-то другого с другим именем и очень похожим на его лицом. И официальными владельцами состояний были разные люди, имеющие разные имена, разное гражданство и разные места жительства, и только иногда, по странной случайности, одинаковые фотографии в паспортах. Настолько одинаковые, что этими паспортами мог пользоваться один человек, по той же странной случайности очень похожий на Джима Купера. Что он и делал, не мудрствуя лукаво.

В этом не было ничего необычного для упомянутого клуба, и это никого в нём не смущало. И если при встречах членов клуба можно было услышать игривое «Ну и как нас сейчас величать?», то это просто было частью клубного шика из-за малодоступности оного прочим смертным. Разве что некоторых несколько смущала сама необходимость что-то запоминать, ведь возраст всё-таки сказывался. А они мнили себя наивысшей мировой властью, могущественными тайными правителями всего мира, решающими его судьбу. И в каком-то смысле они ними и были, когда назначали и свергали королей и президентов или топили в крови целые народы, поэтому их постоянно волновал собственный имидж. Причём, не только в чужих, но и в своих собственных глазах. В обычной светской жизни они научились обходить эту проблему с помощью многочисленных секретарш, референтов и ассистентов. Но входа в клуб тем не было, поэтому раздутым от самомнения, как мыльные пузыри, дряхлеющим любителям пускать пыль в глаза поневоле приходилось рассчитывать только на самих себя.

Волновал собственный имидж и того, кто иногда называл себя Джимом Купером. Только совсем по другой причине. У него не было необходимости в бутафорском эскорте, у него было время и возможности, чтобы запомнить содержание всех своих документов и не путаться в них, и его очень забавляло, что эти надутые мультимиллиардеры считали его равным себе, а то и ниже. Он упивался своей неизвестностью, крутя ними, как ему хотелось, а они этого даже не замечали. Только удивлялись иногда неожиданным событиям и своим даже себе непонятным поступкам и всегда относили их на счёт своей божественной исключительности и оригинальности.

Как же глубоко они заблуждались, эти самозваные некоронованные короли Земли! И в своей самоуверенной глупой гордыне даже не замечали этого. Ведь они знали далеко не всё. Они были очень богатыми, иногда даже довольно незаурядными, умными и энергичными, но в остальном – самыми обычными людьми. А Джим презирал всех обычных людей. Людей, не умеющих того, что умел он, и, поэтому, не опасных. Он считал их просто ничтожными рабами, рабочим скотом и живым мясом для утоления своих прихотей и паразитировал на них, втёмную используя их для своих целей. Их выставленные на показ богатства и титулы играли только роль стимула для его собственного самолюбия. Ибо все богачи были нищими, а все вельможи были немощными по сравнению с любым из шести настоящих тайных Правителей шести континентов, шести Великих Магов и Магистров Чёрного Ордена. Только эти шестеро знали величайшую и смертельную для всех других тайну, скрывающуюся за невзрачной внешностью Джима Купера. Он был замыкающим магическое число «семь» седьмым самым могущественным Верховным Магом и Правителем Правителей, Великим Магистром Чёрного Ордена, Ордена Высшей Власти этого Мира. Звали Великого Магистра – Ор. Это было его главное, магическое имя, используемое в самых изощрённых магических заклинаниях и придающее им страшную силу, как подпись и печать придают силу Закона замаранной чернилами никчемной бумажке. Но и Магистры знали не всё.

Орден правил этим населенным Миром, называемым также планетой Земля, под покровом абсолютной тайны и строжайшей конспирации уже сотни лет, с момента его создания после почти полного уничтожения чёрных магов презренными никчемными людишками. В средние века инквизиция обычных людей, усиленная перешедшими на их сторону некоторыми магами, называвшими себя белыми, чуть не уничтожила всех чёрных магов. Идеи немощных презренных людишек почему-то оказались заразительными и для белых магов-предателей. Причём не только для самых низших, недалеко ушедших от обычных людей в своём развитии. Это можно было бы понять, так как все маги рождались обычными людьми и становились магами, учась у старших магов. Но невозможно понять могущественных высших магов, отказавшихся от власти, начавших поклоняться человеческому единому доброму богу и служить ничтожным людишкам. Объединение могущественных белых магов и немощных, но многочисленных, людишек чуть не стало роковым. В длительной битве уцелела только малая часть чёрных магов благодаря объединившему их смертельному страху и ненависти к презренным людишкам. Их спасли объединение и дисциплина в сочетании с тайной и конспирацией.

Ор был единственным оставшимся в живых создателем Ордена. Все остальные погибли в неравной борьбе с обычными людьми и примкнувшими к людям белыми магами. Об этом знали все Магистры. Как и о том, что белые маги потерпели сокрушительное поражение при начальном многочисленном превосходстве, так как были ослаблены верой в единого бога, ограничивавшей их могущество только так называемым добром. Не ограниченная подобными выдумками чёрная магия оказалась сильнее, и все высшие белые маги были уничтожены. Только ничтожная горстка низших белых магов избежала уничтожения. Их тоже спасла только быстрая и удачная конспирация. Но они полностью потеряли былое могущество, лишь изредка исподтишка делая теперь мелкие пакости чёрным магам и нанося из-за угла подлые удары.

Им и невдомёк, что они зачастую выполняют чёрную работу по заказам самого Чёрного Ордена, засвечивающего перед ними нарочно свои наиболее неблагополучные кадры и получающего возможность благородно мстить тоже засвечивающимся при этом белым магам. В этом тоже проявлялась недоступная белым магам сила чёрной магии. Одним действием достигать многих целей – избавляться от ненадёжных своих, возбуждать жажду мести за них у надёжных своих и уничтожать выявленных чужих. Акции белых магов становятся всё малочисленнее и слабее. Ордену удалось лишить их и былой опоры, разделив их союзников-людишек на многочисленные грызущиеся между собой мелкие государства, а внутри государств – на противоборствующие классы, кланы, банды и клики, соблазнённые иллюзиями беззаботной сладкой жизни за счёт таких же соседей. Удалось разделить и наиболее опасные объединительные идеи по разным религиям и наукам, враждующим церквям и сектам, а также замедлить опасное потерей контроля из-за массовости быстрое размножение людишек. В большинстве стран для этого было достаточно голода, болезней, войн и пренебрежения к науке. В более развитых странах удалось навязать сокращение численности и ухудшение состава населения за счёт распространения противоестественных развлечений, извращённого секса и дремучих предрассудков, эффективно вытесняющих в умах глупых людишек их довольно прогрессивные морально-этические и научно-технические знания. По миру пущены гулять квадрильоны устойчивых ко всем известным лекарствам искусственных бактерий-мутантов под маской «лекарств»-пробиотиков от несуществующей болезни-«дисбактериоза». При встрече с болезнетворными бактериями мутанты обмениваются с ними генами устойчивости и возвращают медицину людишек в пещерный век, делая бесполезными все самые лучшие найденные лекарства. А виновниками объявлены сами людишки, якобы неумело использующие лекарства и создающие мутантов. Людишки попробовали было противиться и объявили даже мораторий Берга на мутации, но их хватило ненадолго из-за их алчности и глупости. Для надёжности в популяцию людишек был подкинут вирус СПИДА, трудно тестируемый и не слишком опасный при наличии лекарств, но при их отсутствии превращающий все патогенные микробы в абсолютное оружие массового поражения. Вообще-то, это была идея кого-то из самих мерзких людишек-уродов, только подхваченная Ором и реализованная верными ему магами. Сокращение населения до контролируемого уровня – дело только времени. Поэтому недалёк тот час, когда лишённые полноценных людских ресурсов ненавистные белые маги тоже будут полностью уничтожены, и многовековая охота на них закончится полной победой Чёрного Ордена и пышным расцветом не сдерживаемой более Чёрной Магии, в которой наиболее искушён он, Великий Магистр Ор.

О том, что последние создатели Ордена, кроме Ора, погибли уже после победы над могущественными высшими белыми магами, даже Чёрным Магистрам знать было не обязательно. Достаточно того, что об этом знал Великий Магистр Ор, единственный живой создатель и легенда Ордена, сделавший их Магистрами и давший им право действовать от его имени вместе с неограниченной властью над миром, уступающей только его власти, равной власти богов.

Ор по праву считал себя заслужившим титул Великого Магистра, так как победил белых магов во всех схватках, в которых участвовал, рискуя своей жизнью. Неважно, что в этих схватках он никогда не играл первой роли. Он, ведь, никогда не прятался сам за спины своих коллег. Они сами рвались в бой первыми, одолеваемые жаждой мести и славы, и сами оставляли его в резерве за своей спиной. Потому что они доверяли ему. И он всегда оправдывал их доверие, в решающие моменты нанося из-за их спин внезапные магические удары по не ожидавшим этих ударов обессиленным противникам. Даже когда коллеги из первых рядов не просили об этом. Но он ни разу не ошибся в выборе момента, великодушно уступая затем им, израненным и обессиленным в схватке, все сладкие лавры победы. И они, расчувствовавшись такими неслыханными в их среде благородством и доброжелательностью, делились с ним многими своими секретами. А он учился, сохранял и множил свои силы и секреты. И он мыслил глубже в суть и дальше в будущее. В схватках и между схватками он поддерживал коллег морально, восхвалял ум и доблесть бойцов, помогал составлять и выполнять победоносные планы. Отличные планы, приносившие победу малой кровью. Правда, только вначале. Но не его вина, что некоторые возгордившиеся лёгкими победами коллеги начали сами строить планы, игнорируя его участие. За что и платили головами в конце войны, когда вмешательство Ора спасало уже только победу, но не могло спасти победителей. Тогда и был создан победно завершивший войну Чёрный Орден, все создатели которого, кроме Ора, погибли позже от рук уцелевших белых магов под их подлыми ударами в спину. При этом подлые белые даже пытались обмануть всех слухами о причастности Ора к гибели создателей Ордена. А когда это им не удалось, то уничтожили всех известных им чёрных магов, по своей же глупости прекратив свои же слухи. Так они часто делали и позже, лишая верных Ордену чёрных магов любого желания общаться с ними на протяжении столетий. И верные из верных стали новыми Магистрами. А он стал Великим Магистром в сиянии великой славы.

Но сейчас ему не было никакого дела ни до титулов, ни до тщеславия, ни до всего мира в целом. Гаснущее сознание мага с трудом прорывалось сквозь адскую боль в безуспешных попытках понять случившееся и спасти положение, а вместе с ним и себя. Иначе плевать бы ему на чьё-то положение, каким бы оно ни было. Как он это делал уже не одну сотню лет. Но сейчас он сам был в прямом смысле сбит с ног и почти раздавлен физически. Как в далекие годы ученичества, когда растущая вместе с ним и тайными знаниями самоуверенность толкнула его против Учителя. Но тогда Учитель в последний момент передумал и пощадил его. За что и поплатился в следующий раз. Ор не считал это подлостью и никогда не корил себя за это. Многие чёрные маги не отличались благородством и человеколюбием, веря в своё особое призвание в мире. Чем всегда особо кичились. Но, видя в простолюдинах только расходный материал, они неизбежно переносили этот взгляд и на себе подобных и не считали это пороком. Особенно молодые, стремящиеся побыстрее отвоевать себе тёпленькое местечко под солнцем и оправдывающие это стремление всеобщей необходимостью смены поколений. Поэтому практически бессмертные маги редко доживали до такого возраста, как Верховный Маг Ор. И очень немногие прожили дольше. Но ему удалось сотни лет так успешно отражать все атаки и устранять всех опасных противников, что он поверил в своё личное бессмертие. Это было так приятно – жить в своё удовольствие и быть единственным бессмертным среди множества претендентов. Но для этого никто не должен был стать сильнее его. И он ревностно следил, чтобы никто не мог даже приблизиться к нему по силе и знаниям. Сильных он выявлял и устранял сам или чужими руками. Для знаний поставил магический заслон массовой дезинформации, в котором безнадёжно тонули ничтожные крохи магических знаний, случайно утекающих от неосторожных магов, несмотря на все запреты и секретность Ордена. Всё тонуло в кутерьме поддерживаемых Орденом огромных масс лжемагов-эзотериков и лжеучёных-борцов со «лженаукой» благодаря неусыпному надзору десятков настоящих тайных магов-кураторов. И даже если время от времени некоторые чрезмерно любопытные и смышленые людишки ухитрялись каким-то непонятным образом находить магические знания, то в зависимости от обстоятельств они или напрочь забывали о своей находке, или умирали по разным причинам, или пополняли число верных Ордену чёрных магов. Но найденные ними знания всегда пополняли сокровищницу Ордена, неограниченный доступ к которой по высшим соображениям безопасности имел только Великий Магистр. Он обычно и решал судьбу находки и всех причастных к ней.

Этот случай не являлся исключением. Какой-то неизвестный доселе и, посему избежавший магического контроля учёный рассмотрел в строении людей что-то, что, по его мнению, делало всех живых существ потенциальными могущественными магами, и даже ухитрился опубликовать своё открытие, сделав доступным неограниченному кругу людей, за что маг-куратор понесёт заслуженное наказание в назидание другим. Ору лень было сразу разбираться во всякой научной белиберде. Для этого надо было изучать и запоминать терминологию, логику, кучи публикаций в то время, когда у него были несравненно более приятные способы времяпровождения. Но не подводившие его веками привычки и инстинкты не позволили ему пренебречь обнаруженным фактом. Тексты публикаций уже заняли своё место в копилке знаний и только ждали, когда Ор найдёт время с ними разобраться. Всеми причастными СМИ и читавшими их людьми и магами займутся маги безопасности Ордена, если открытие не окажется ошибкой. Их судьбы не волновали Ора, как и судьба автора-учёного. Тот подлежал ликвидации сразу по трём причинам. Во-первых, его открытие в случае подтверждения было слишком важным, чтобы о нём знал кто-нибудь ещё, кроме Ора. Во-вторых, от учёного сейчас почему-то веяло неизвестной ему самому, но ощутимой любому хорошему магу огромной магической силой, не допускаемой Ором даже у приближённых проверенных магов. В-третьих, учёный утверждал, что для управления открытой ним силой не нужны неудобные заклинания, а нужны лишь мгновенные мысленные команды, инициируемые обычно длительными витиеватыми заклинаниями и замысловатыми амулетами. Маг, знающий эти команды, не знал бы себе равных на Земле. Он стал бы богом. А это место было только одно, и должно принадлежать Ору.

В общем, Ор не видел причин отступления от своих многовековых привычек. И пока приглашенная фотомодель медленно раздевала его и раздевалась сама под звуки звучащей у неё в голове волшебной музыки, Ор, любуясь её телом и движениями, пробормотал и сбросил привычное заклятие-приговор. Он любил соединять полезное с приятным. Красавица должна была стать его маленькой, но немедленной наградой за труд. Однако с наградой на этот раз что-то не сложилось. Возможно он слишком отвлёкся, но впервые за сотни лет через несколько секунд после сброса заклинания он вдруг ощутил страшный внутренний удар, бросивший его на кровать и помутивший сознание. Но не настолько, чтобы не узнать признаки сброшенного ним только что заклинания. Он был хорошо знаком с его действием. Оно не убивало сразу, а разрушало человека изнутри довольно быстро, чтобы не дать противнику опомниться, но по частицам, чтобы дать возможность победителю насладиться местью. Это заклинание когда-то применил к нему глупец-учитель, чтобы потом самому пасть от него. Ор умел учиться и помнить. При всём не очень приятном первом знакомстве заклинание понравилось Ору тем, что против него не было защиты. Оно было безотказным и эффектным. Применивший его первым побеждал всегда. Силой заклинания можно было управлять, убивая в любое время и на любом расстоянии огненной вспышкой сразу или оставляя мучиться полным или частичным инвалидом в назидание другим.

Заклинание было тайным оружием Ора, хотя и становящимся иногда известным неосторожным свидетелям из-за частого применения. Но свидетелям не часто удавалось кому-то рассказать о нём. Увы, любые свидетели обычно не отличались долговечностью, и Ор не намного увеличивал их количество, отслеживая и безжалостно обрывая цепочки ненужных ему слухов. Впрочем, он никогда никого и ничего не жалел, кроме себя и своих сокровищ, поэтому слово «безжалостно» можно было и не употреблять. А почти молниеносно отслеживать нужные ему события помогала особая постоянно обновляемая часть сети информаторов Ордена, замыкающаяся на него непосредственно, минуя всех других магов и Магистров Ордена. Наличие этой части сети не было его личной тайной. О ней знали и догадывались многие. Тайной был способ её создания из обычных людей - сложнейшее заклинание, неизвестное больше никому из ныне живущих магов. Использованные люди чувствовали иногда свою исключительность и даже называли себя экстрасенсами, но никогда даже не подозревали о своей настоящей роли. Поэтому никто, кроме Ора, не мог их выявить и воспользоваться накопленной ними информацией. И Ор даже не утруждал себя пресечением слухов об экстрасенсах, справедливо полагая, что распространяемая о них ахинея маскирует его информаторов лучше, чем множество трудоёмких и часто доступных выявлению заклинаний. Тем более, что и чёрные, и белые маги не брезговали подобным же способом прикрывать своё существование и свою деятельность. Они никогда не называли себя открыто магами или экстрасенсами, чтобы не привлечь внимание противников. Зато сумасбродные фантазии обычных людишек-психопатов и мошенников и теми, и другими всемерно поощрялись, им был открыт неограниченный простор.

Заклинание сети досталось Ору от одного коллеги-основателя Чёрного Ордена, тоже погибшего при неизвестных для других магов обстоятельствах, и Ор долго опасался, что эта и многие другие тайны может не выдержать испытание временем. Но время шло, Ор создал свою сеть, а все больше не нужные погибшему и больше никому не известные информаторы вымерли естественным путём за считанные десятки лет и унесли с собой все тайны. И Ор, ненавидящий смертельной ненавистью всех, превосходящих его в чём-либо, воздал должное памяти талантливого создателя заклинания, сумевшего найти для сети столь надёжный своей недолговечностью материал. Но сейчас кто-то опередил его самого, Великого Ора. И это мог быть только кто-то из Великих Магов, проникших в его тайну. Не могло же такое заклинание отразиться от ничтожного простолюдина, как от зеркала. Ор в полусознательном состоянии метнул мощное заклинание поиска и распознавания врага во все стороны, вызвав переполох у всех магов во всём мире. И по первому же ответу поиска почти мгновенно повторил заклинание-приговор, усилив его своим именем, так как напавшему оно явно было известно. Хотя магическое имя самого напавшего осталось неизвестным, такой удар должен был сразить его сразу и наповал, разметав фонтаном кровавых брызг. Но через несколько мгновений Ор ощутил второй, ещё более сильный магический удар, от которого заискрило в глазах, зашумело в ушах и скрутило тело до треска сухожилий, подбросив на полметра вверх и перевернув в воздухе над кроватью. Он успел ещё ответить каким-то встречным заклинанием, чтобы выиграть время для восстановления сил, но выигранной передышки не хватило, чтобы самому уйти из-под следующего удара, слишком быстро последовавшего за первым, и чёрная пелена беспамятства впервые за сотни лет закрыла от него мир.

Он очнулся почти сразу, через несколько секунд, и сразу вспомнил почти всё. Почти, так как чёрная пелена в глазах полностью не рассеялась, а только начала медленно светлеть, стала полупрозрачной и замерцала разноцветными размытыми пятнами, сначала мелкими и яркими, беспорядочно вспыхивающими и рассыпающимися буйным фейерверком, затем бледнеющими и завихряющимися бешенной круговертью снежной метелицы, и постепенно сменяющимися тихим шелестом торжественного рождественского снегопада. Замирающие пятна начали постепенно укрупняться и бледнеть. Сквозь них Ор начал различать окружающие предметы, сначала контуры, затем крупные и мелкие детали. В таком же порядке начала восстанавливаться способность мыслить.

Это был заговор! Ни один из магов, даже Великих, не только не мог за такое короткое время восстановить силы для таких мощных и частых ударов, но и не мог даже просто проговорить или продумать нужное длинное заклинание. И тем более, сохранить инкогнито и уклониться от удара заклинания. Такое было по силам только ему, Верховному Магу и Великому Магистру Чёрного Ордена Ору. И то недолго. И только он знал, тщательно оберегал и лелеял это тайное очень сложное главное заклинание-источник его могущества, превращающее его тело в непобедимую боевую машину.

Сообразив это, он сразу бросил не слишком утомительное заклинание поиска Великих Магов, уже всполошенных непонятным им первым общим поиском и спешно строящих про всяк случай защиту. Он не мог позволить им улизнуть. Неважно, что некоторые могли быть невиновными. Все они потенциально опасны и подпадали под подозрение. А незаменимых нет. Да и засиделись уже некоторые в Магистрах и Великих магах, надо было их давно обновить. Замену им он всегда найдёт. Поэтому после почти мгновенного отклика поиска он сразу запустил предусмотрительно давно заготовленные для таких случаев смертельные заклинания-приговоры. В порядке оценки опасности адресатов.

Их было не слишком много, и в других условиях он бы их уничтожил всех сразу и быстро восстановил силы. Но сейчас это усилие так истощило его, что в глазах снова замельтешили разноцветные пятна, а удары не все получились смертельными. Ничего, главное – остановить, обезвредить. После таких ударов никто из уцелевших скоро не поднимется и уж точно не станет ему досаждать. Добить можно потом. Последним вялым ударом он решил добить ничтожного людишку, с которого начались эти неприятности. И опять получил сильнейший обжигающий и раздирающий внутренний удар, от которого снова закружилась в глазах кровавая метель. Заговорщики были обезврежены не все! Последние сомнения рассеялись. Только Магистры могли привлечь и организовать нужное для таких ударов количество низших магов и только с помощью многих высших. Как такое могло произойти без его ведома, было невероятной тайной, но сейчас это было не важно. Важно только опередить их. И он стал сыпать всё слабеющие магические удары во всех подозрительных направлениях, получая взамен почти не слабеющие встречные.

Помутневший от боли рассудок начал путать отклики собственного поиска с шумами презренных людишек и эхом магических ударов заговорщиков. Ор давно научился видеть и слышать без амулетов на огромных расстояниях даже за пределами Земли. Для этого пришлось разобрать на части, в прямом смысле, многих людишек и даже нескольких менее ценных, но наиболее умелых в этом магов. А глупые магически слепоглухонемые людишки придумали и приспособили для этого же свои примитивные амулеты-машины, не исключено, что с помощью таких же безмозглых не думающих о последствиях противных белых магов. Эти машины переполнили Землю и её окрестности магическими шумами, затрудняющими истинную магию. Правда, не все маги были недовольны. Многим магам, особенно низшим и не способным хорошо видеть на расстоянии, нравились развлекательные программы изобретательных людишек, и они тратили уйму времени на их бессмысленное созерцание. Однако эти машины позволяли иногда видеть не только настоящее, но и прошлое, и будущее, и реальное, и возможное. Что пока недоступно напрямую даже Верховному Магу. Это были настоящие средства массовой информации, СМИ, – могущественные и хаотичные в их массовости. С ними пришлось считаться. И Чёрный Орден, не сумев остановить их появление, взял их под свой контроль, поручив наблюдение и подправление их деятельности целой группе тщательно законспирированных верных магов. Ор решил, что раз это тоже магия, то она должна служить магам, то есть, и ему, Верховному Магу, в первую очередь. Поэтому и в этой комнате больше половины одной из стен занимал огромный экран отлично работающего цветного супервизора-монитора мощного и тоже новейшего компьютера с обширной многофункциональной периферией, последний писк моды и не последний аргумент, облегчавший неприметной внешности Джима Купера доведение до экстаза и оргазма прелестных посетительниц.

Но он сейчас тоже только мешал Ору сосредоточиться, отвлекая от заклинаний драгоценное внимание. Яркие картины и звуки супервизора причудливо смешивались слабеющим израненным телом с шумами других многочисленных магических машин людишек и с несравненно более слабыми откликами магического поиска, и Ор пропустил ещё несколько касательных магических ударов, уцелев и не испарившись только благодаря невероятному везению и остаткам своей защитной магии. Это были только следы ударов, но по их ужасным последствиям Ор понял, что он проиграл, и ему пришёл конец. Теперь спасти его не сможет даже чудо. И он понял, кому проиграл, но у него уже не осталось ни сил, ни желания удивиться. Победившим его могущественным сверхмагом оказался тот самый показавшийся ему ничтожным пожилой простолюдин-ученый, который должен был быть уже многократно порванным, взорванным, разбрызганным, испарённым и испепелённым, но который казался сейчас ещё более сильным, чем вначале.

В бессильной злобе и смертельном отчаянии Ор поднял в себе все остатки тёмной магии и огромной волной выплеснул наружу на всё, чего коснулось его агонизирующее внимание. Кровавые брызги красавицы и комнатных зверей окрасили осколки супервизора и порванные прокатившимся по комнате свирепым вихрем нежные лепестки цветов. По всей Земле прокатилась постепенно затухающая волна из тысяч взрывов и пожаров. Горело и взрывалось то, что могло гореть, – топливо в трубопроводах, хранилищах и баках машин, пересохшие травы и леса, зрелые пашни и одежда на людях, взрывчатка на складах и в снарядах, мебель в домах и порох в патронах, сухая пища и спиртные напитки на столах и в складах. И разлеталось и рушилось то, что не могло гореть или горело плохо, – современные металлические конструкции и тысячелетние каменные сооружения, самолёты и корабли, автомобили и подмостки эстрады. Умирали и падали ни в чём не повинные люди и животные.

Эти случаи ничем не были связаны между собой, кроме одного – все они находились в этот момент в объективах телекамер, ведущих прямую трансляцию в эфире, и поэтому обратили на себя последнее внимание ощущающего радиоволны умирающего Верховного Мага. В агонии он хлестал наугад мощными энергетическими ударами, разрушая всё, до чего смог дотянуться своим смертоносным даром. В последние мгновения жизни он понял то, чего не понимал много столетий и не дочитал в публикациях своего рокового врага. Он упустил возможность стать всесильным живым богом этой планеты, и вместо этого расходовал сейчас последние крохи энергии своего умирающего тела на опустошение всех доступных живых накопителей энергии – людей и животных, чтобы убивать и разрушать. Последним предсмертным усилием он перехватил сжигающую сердце волну энергии, ударил нею куда-то внутрь себя и превратился в сметающий и сжигающий всё вокруг тугой сгусток миллиардноградусной плазмы -последнее предсмертное проклятие мага.

-

По всей Земле прокатилась волна недомоганий. многие люди падали без сил от истощения и впадали в кому, как при диабете, хотя никогда не болели ним и только что сытно поели. Что-то за мгновения буквально высосало их силы и энергию. Но в огромном прибрежном городе-красавце ощутить одновременно необычный упадок сил сумели только жители далёких окраин. И только после того, как увидели испепеляющую всё на километры вокруг яростную вспышку термоядерного взрыва.

-

Простоявшая неподвижно четверть часа на высоком камне и из-за этого сама казавшаяся каменным изваянием небольшая серая ящерица вдруг вздрогнула, быстро завертела головой и, увидев что-то видимое только ей в пустом безоблачном небе, попыталась точным прыжком юркнуть под камень. Может это ей и удалось бы, но она на полпути в воздухе вдруг с громким треском вспыхнула и разлетелась облачком прозрачного с синевато-чёрным оттенком дыма, быстро развеянного лёгким ветерком. Это можно было бы счесть редким или невероятным случаем для этой местности, если бы то же самое почти одновременно не случилось с гиеной и другой ящерицей ближе к горам, стоящим на горизонте. Затем недра одной из гор гулко ухнули, по саванне пробежала, поднимая лёгкую пыль, волна сейсмического удара, и гора заметно просела.

Вспугнувшая ящерицу парившая на недоступной для других птиц высоте и, поэтому, почти невидимая с земли крупная птица даже не обратила внимания на события внизу. Они были ей не интересны. Только внезапное ощущение лёгкого голода заставило её сложить крылья и войти в крутое пике, поближе к пище.

-

Пятый модуль закончил коррекцию, отправил новые эталоны в сеть и успокоился. Программа-шпион мелланцев полностью выявлена, скопирована и обезврежена вместе с временными носителями-аборигенами. Метод и расстояние исключали возможность её скорого восстановления хозяевами. Цель программы – уменьшение биомассы наращиваемого планетарного питомника-излучателя и/или ухудшение его структуры – не достигнута. Боеготовность не уменьшилась. Потери мощности планетарного блокпоста в пределах допустимых колебаний. И исключительно за счёт точечной потери очень незначительной части биомассы в несколько миллионов дискретных единиц-носителей. Временно измененные для коррекции локальные подпрограммы биоФАР некоторых носителей восстановлены до исходного уровня. Биосфера планеты Земля снова стала достаточно стабильной для максимально ускоренного развития.

Большая стая мелких быстрых рыбёшек проворно принялась за внеочередную трапезу, утоляя неожиданный голод.

-

Развевалась и оседала пыль от разрушений. Разгорались вспыхнувшие пожары. Над руинами огромного города рос гигантский клубящийся радиоактивный гриб. Оправляющаяся от шока Земля начинала оплакивать безвременно и безвинно погибших. А пожилой учёный спал безмятежным сном невинного младенца, выздоравливающего после тяжёлой болезни, и ему снился нежный голос матери, тихо поющей ему колыбельную. По пробуждении он будет помнить только этот голос, и очень редко в его памяти будут всплывать неясные воспоминания о непонятном кошмарном сне.

И никто во вселенной в этот миг ещё не знал, что её ждёт дальше.

Ссылки:
1. Данилюк А.И. О некоторых физических механизмах кстрасенсорных явлений (5 частей) http://worldphysics.narod.ru/17fm1.html
2. Данилюк А.И. Краткие оценки некоторых физических параметров живых существ. Приложение к статье «О некоторых физических механизмах экстрасенсорных явлений» http://worldphysics.narod.ru/17op.doc
3. Данилюк А.И. О некоторых возможных физических механизмах энергоинформационных воздействий и способах содействия и противодействия им http://worldphysics.narod.ru/18.doc
4. Данилюк А.И. Физические основы… магии? http://worldphysics.narod.ru/19.html
5. Данилюк А.И., Данилюк Е.Ф. Смерть Магистра / Научно-фантастический рассказ. http://www.worldphysics.narod.ru/34.html
6..Данилюк А.И., Данилюк Е.Ф. Геос / Научно-фантастический рассказ. http://www.worldphysics.narod.ru/8.html

Впервые опубликовано 20.02.2011 на http://www.worldphysics.narod.ru/34.html Данилюк А.И. Данилюк Е.Ф. Смерть магистра

Главная Прочее Смерть магистра